Совесть Джона

Меня зовут Совесть раба Божьего Джона. Длинновато, не правда ли? Но так оно и есть. Джон давно забыл о моем существовании. Он вообще думает, что меня не существует. Джон очень сильно ошибается. Сегодня он вспомнит и обо мне, и о Боге. Дело в том что, говоря библейски, Джон был взвешен и найден слишком легким или, как говорят в народе, Джон своими выходками Бога просто достал. Многие думают, что совесть — набор табу, приобретенных в процессе воспитания, они ошибаются. Другие думают, что это что-то вроде божественного фильтра или предохранителя, они тоже ошибаются. Все гораздо проще: совесть — это наибольшая часть самого древнего инстинкта человека, инстинкта самосохранения. Людям свойственно забывать, что любое, абсолютно любое действие влечет за собой последствия. Верит человек в это или не верит, не имеет значения. Последствия будут…

Мэри легонько коснулась плеча мужа. Джон моментально открыл глаза. Их взгляды на доли секунды встретились, потом Мэри отвела глаза. Джон успел заметить в них искорку страха и самодовольно улыбнулся. Для него это стало своеобразным гаданием: день обещал быть хорошим. Все реже он видел в глазах жены непокорный огонь. На двенадцатом году семейной жизни он воспитал себе идеальную супругу. Правда, с ней было невыносимо скучно, но представительный небедный мужчина всегда найдет себе развлечение на стороне. А жена ему нужна тихая и покладистая, как и подобает жене пастора церкви. Нет, он не бил ее, не насиловал — ничего подобного. Разве мало способов поставить женщину на место? Главное вдолбить ей в голову вполне очевидную мысль, что без мужа она пропадет. Терпение, настойчивость и время, вот рецепт превращения гордой студентки колледжа, мисс Оклахома в миссис Серая Тень без права голоса.

— Кофе сегодня особенно хорош, – решил похвалить жену Джон.

Мэри улыбнулась. Эта улыбка должна была изображать благодарность за комплимент, но в ней было слишком много от собачьего махания хвостом. «Во что я превратил ту, в которую был влюблен? Разве ради такой женщины я бы полез драться с Майклом Макаленом? И сжимал бы ее фотографию, лежа в кровати, пока срастались три сломанных ребра? Неужели семейное счастье стоило того?» Что за бредовые мысли? Джон встал из-за стола. Жена возле плиты складывала на пластиковый поднос сандвичи и молоко. Джон, не зная, как избавиться от глупых мыслей, решил сорвать раздражение на самом безответном существе в доме: на своей жене.

— Интересно, — его голос стал едким, как папиросный дым, – что это ты делаешь?

Как перепуганный заяц на дороге, она замерла, не зная, что лучше — промолчать или ответить.

— Я жду ответа! – Ему стало намного лучше, он снова чувствовал себя на коне. Странные мысли улетучились, Джон разглядывал себя в зеркале. Круглолицый мужчина, тридцати двух лет, в отлично сидящем дорогом костюме и шикарном галстуке со скромной платиновой булавкой. Правда, то, что пять лет назад было животиком, стало откровенным брюхом. Но он любовался собой. Живое воплощение американской мечты. Конечно, приходится жить в этой варварской стране, но оно того стоило. Его сокурсники смотрели на него, как на сумасшедшего, когда узнали что он едет в Россию. В итоге они нищие, а он обеспечен, респектабелен и уважаем.

— Сейчас придет Саша. Мне его покормить надо.

Действительно, на веранде скрипнула дверь, и в гостиную вошел Саша. Высокий, тощий, в доисторическом костюме из гуманитарной помощи, чучело чучелом. Бомж с высшим образованием, жертва перестройки и ушлых квартирных аферистов. Джон подкармливал его за мелкую работу по дому. С одной стороны, он создавал себе доброе имя, с другой, ему льстило, что доктор наук чистит ему сортир и стрижет газон.

— Ладно, пусть только эта ленивая свинья не ходит по ковру. – Джон говорил по-английски, он считал это очень забавным. Мысль, что доктор наук, хоть и спившийся, может английский знать или выучить в процессе общения, ему в голову не приходила. Хотя и ее он нашел бы очень забавной. Возможно, он догадывался об этом, но мертвые драконы, чучела тигров и спившиеся ученые не опасны.

— Дорогой, не забудь, сегодня открытие благотворительной столовой. – Жена снова делала вид, что все в порядке. Столовая была его любимым предприятием: при минимуме затрат, большая часть которых ляжет на обеспеченных прихожан, бесплатная реклама и налоговые льготы. Джон кивнул и пошел в гараж.

Три часа спустя пастор лежал без сознания рядом с дымящейся машиной. Бригада медиков пыталась удержать душу в теле. Чудеса бывают, им удалось довезти его до больницы. Еще через месяц выяснилось, что пациент почти ничего не помнит. Говорил он очень невнятно, но после пережитых травм, врачи удивлялись, что пациент вообще в сознании. Ждали обращения от родственников или из милиции. Никто не искал Джона. Он, воплощение американской мечты, оказался никому не нужен. Добрые санитарки подкармливали его и в шутку прозвали дьяком: тот никогда не расставался с забытым кем-то из больных Новым Заветом. Так Джон Мондей, успешный пастор, стал дьяком, бездомным калекой.

Спустя полгода он сидел в благотворительной столовой «Вифезда», той самой, которую ехал открывать, и ел перловую кашу. Джон увидел ее, свою жену. Мэри очень изменилась за это время: приосанилась, похорошела, похудела, сменила вечную длинную юбку на брючный деловой костюм, в голосе появилась непривычная властность. В его голове что-то хрустнуло, и он все вспомнил.

Это я помогла ему вспомнить, даже то, что Джон Мондей не хотел вспоминать. Он подбежал к Мэри:

— Мэри, Мэри! Это я — Джон, твой муж.

Мэри Мондей остановилась, глядя на заросшего оборванца с жутким шрамом от трепанации на лбу. Удивление сменилось ужасом, она узнала его. Бухгалтерский отчет затрепетал, как на ветру, настолько сильно дрожали ее руки. Она обвела взглядом столовую: чистое просторное помещение, две сотни людей отогреваются и едят. Через неделю откроют ночлежку, и им не придется ночевать на улице. Все это требует затрат, Джон будет заниматься настоящей благотворительностью? При условии, что в его варианте столовая была в подвале, кормить собирались двадцать человек два раза в неделю, а не три раза в день двести…

— Вы ошиблись,— Мэри первый раз за долгие годы смотрела мужу в глаза, страх в ней выгорал как порох.— Мой муж умер полгода назад.

Джон смотрел ей в глаза и понимал что она права, он действительно умер для нее. Я напомнила ему все. Он понял: пришла пора платить долги. Джон развернулся и пошел прочь. Так в городском санатории для одиноких ветеранов, проще говоря, богадельне, появился новый санитар. Мало желающих выносить судна за стариками за такую зарплату, и молчаливого калеку охотно приняли в штат. Его называли дьяк за то, что он постоянно читал Библию, а на вопрос, почему он здесь работает, тот отвечал тремя словами: «Я плачу долги».